[indent] а ниче тот факт, что я выпаиваю твои слёзные протоки кислотой —
[indent] чтобы глаза плавились, как восковые печати на письмах к богу? ;;
[indent] а ниче тот факт, что я вшиваю твои зрачки в подкладку моего желудка —
[indent] чтобы переваривать свет, который ты когда-то украл у солнца? ;;
вылавливает жесты джихуна ситом из лопаток;; отливает в форму из надколенников;; соскребает с его век синеву утра;; вытягивает из ногтей звездную пыль;; закатывает в янтарь слезных протоков;; молится не губами, а трещинами на фалангах;; хоронит в щели между плитами;; в отслоившейся краске стен;; в ржавой скорлупе розетки;; переименовывает пыль в его прах.
когда джэхек исповедуется, он делает это лезвием. на потолке — оттиски ребер;; на языке — привкус расплавленного креста;; на стенах — отпечатки коленей;; на зубах — эмаль чужого имени;; на спине — стагнация прикосновений, что въелись под кожу, как личинки благословений, съевшие нервы до корней.
его вера — отсроченное гниение, где плоды зреют под кожей пузырями сибирской язвы. цветы — языки, проросшие сквозь реберные трещины. лепестки падают в чашу тазобедренной кости, заваривая яд вместо чая. на престоле из спутанных вен гирлянды из перебитых позвонков, в каждом изгибе — спора, в каждой споре — геном апокалипсиса.
джэхек удобряет почву слюной
пусть из моих ребер прорастет белладонна, ее корни сожрут мою печень,;;
ягоды станут глазами для слепых икон — пустые, но алчущие моих костей.
груши с сердцевиной из ржавых игл;; пионы, чьи корни впиваются в бедренную артерию;; виноградные лозы из порванных связок.
цветы здесь не цветут. они взрываются жуками-древоточцами. пыльца, пеплом сожженных контрактов с богом, оседает в легких клятвой.
джэхек копается в почве из фасций |
[indent]
его эдем — свалка;; священные крысы грызут лопатки;; мясные мухи откладывают личинки в раны. его тело — ковчег для падали, где вместо ноя — иисус с прогнившими стигматами;; голуби-стервятники разносят гной по страницам;; в трюме ребер черви пируют над библией, свернутой в свиток кишок;; виноградные косточки прорастают сквозь ржавые гвозди распятия;; хлеб тела — заплесневелые сухари в форме крыс, чьи хвосты сплетены в терновый венец. джэхек читает псалмы по язвам, выжженным шрифтом брайля — каждая выпуклая буква впивается в подушечки пальцев, каждая рана — стих главы левита.
и снизошел в чрево кита — |
он не чувствует он мумифицирует. сушит губы молитвами, выпаривает желание до белка.
[indent]
[indent] [indent] [indent] ресницы — фитили.
[indent] [indent] [indent] [indent] [indent] [indent] догорают.
[indent] [indent] [indent] [indent] [indent] [indent] [indent] шипят.
[indent] [indent] [indent] [indent] [indent]воск хлещет — в чашу.
[indent] [indent] [indent] [indent] [indent]архангелы фаянсовые.
[indent] [indent] [indent] [indent] [indent]треск по швам.
[indent] [indent] [indent] [indent] [indent]раздутые животы.
[indent] [indent] [indent] [indent] [indent]пуповины-нимбы.
он не молится. он строит капище из слюны и эпителия, выкладывает кости в форме мандорлы. язык — ковер, по которому ходят мученики. между небом и дыханием — оса. жалит за каждую мысль.
барабанная перепонка лопается — внутри звенит его имя, его шепот, его ногти, разрывающие гортань.
ребра — изгибаются в купол. в каждом сгибе — арфа из сухожилий, на которой он играет псалмы, в которых нет бога, только вкус его кожи. где цвели цветы — теперь гниль и глицерин. где были вопросы — теперь сгустки — мутные сточные воды крещения.
сердце стучит не в ритм. гул турбин:: грязная месса в морге, хор из глоток, забитых бинтами. дым с привкусом химозной черники стекает причастием по пищеводу. пищевод обуглен. тело — прожаренная гостия, перемолотая дьяволом. в нем — скорлупки, ржавчина, коконы, бормочущие на наречии сожженных библиотек. глотает воздух, настоянный на трупном холоде — выдох джихуна — святыня, которую можно влить в уши, чтобы не слышать других имен.
внутри — алтарь. на нем — джэхек. распорот. раздет. распылен.
джихун вырывает позвонки-шестерни, выдергивает часы из пазов плоти, вколачивает в виски гвозди обета. его пальцы — пауки, плетущие паутину из жил, где каждое движение — узел, затягивающийся на горле. его губы — осколки витражей, вставленные в череп проволокой.
[indent] [indent] ладонь по ладони —
[indent] [indent] мы станем богом, который съест сам себя
джэхек смотрит на икону, облезшую от треморных поцелуев, там, где губы старух стерли красочный слой до гипса, оставив вмятины, похожие на проказу. их «господи помилуй» въелось в ладанный дым, а потертые платки — саваны для зомби-молитв,ползущих по полу слюнявыми языками.
не бог, а сосуд, в который он вливает свою жажду до дна, чтобы глотать обратно. чтобы срываться с вен, чтобы лизать землю у ног, и говорить::
[indent] [indent] [indent] ты — святой. ты — свет. ты — все.
он сам вписал это евангелие. вырезал лезвием по плоти. он сам вложил в джихуна руки, научил их дрожать.
те руки — экскаваторы, роют шахты в грудной клетке, вывозят вагонетки легких, заполненных черным снегом. на дне — личинки, впивающиеся в оболочки грез, перемалывающие сладкий восторг в цианистый калий. пилигрим в храме из жил и солевых отложений. колени в щепках от молитв у реберного алтаря. в гортани — пепел_причастия, в легких — гарь_покаяния, в желудке — лезвия_прозрений.
джэхек прикусывает язык — вкус цинка и мирры. вены на шее джихуна — голограммы гильотин, мерцающие под кожей.
не касание. не касание.
но зубы чешутся в такт пульсации яремной впадины.
[indent]
i bled psalms trying to reach heaven, but you’re the only gospel i ever believed in — |
[indent]
джэхек вбивает гвозди взглядом — в плоть, в пустоту, в отсвет от черепа. он выдрал из себя ребро, но не ради жизни. ради пустоты, в которую можно влить чужой голос, чтобы он звенел эхом по полым венам. а в голосе джихуна можно поселиться. свернуться эмбрионом. зарыться. разрезать брюшину и влезть туда, где пульсировала аорта, где было имя, где был кто-то, кроме джэхека.
он сдирает плоть до глагола. в мясо. в пот. в безымянное состояние, где нет ни «я», ни «он», трупное окоченение, сквозь которое пробивается благодать.
напряжение мышц, напряжение тишины, напряжение лжи, вплетенной в спинной мозг раскаленной спицей. картина его мира сплетена из волос джихуна:: каждая прядь вбита гвоздем в теменную кость, каждый завиток — петля на сонной артерии. джэхек не видит неба. только сеть из темных локонов, где звезды — это узлы, затянутые на его трахее, а созвездия — шрамы от вплетенных в кожу волосяных луковиц. джэхек чешет затылок, под ногтями остаются клочья с кровью и волосами. он собирает их в косу, плетет веревку для виселицы, где казнят его прежних богов — тех, что осмелились быть не его.
он связывает жгутами вен время (стебли аконита вместо нитей, каждый бутон лопается черной кровью), натягивает на шею мысли. цепь из жимолости душит сладким ядом. его литургия цветет кистями сирени в местах переломов — фиолетовые гроздья пульсируют в такт, нектар стекает по цепям в чашу, где смешивается с ржавчиной гвоздей. он втирает пыльцу в трещины запястий, чтобы вены вспучились синими жилками клематиса, обвивающими кости, как плети плюща. в легких раскрываются тюльпаны-удавки, лепестки липнут к альвеолам, стебли пронзают диафрагму, а пестики звонят, как колокольчики, когда кровь проходит сквозь них.
он вбивает обеты гвоздями в солнечное сплетение, стягивает их фасциями, напряженными, как тетива арбалета.
[indent] [indent] [indent] стреляй.
разбей меня вдоль швов черепа, добей — вбей гвоздь в родничок, допей до дна, где на осадке мои кости спрессованы в кирпичи твоего дома. собери все догмы, что вытекли из сонной артерии, похорони их под зрачком, расширенным в черный склеп. я буду молиться на твой взгляд, где в нише радужки гниет мое отражение.
[indent] [indent] [indent] добей.
раскроши ключицы в щебень, замешай на желчи и залей фундамент. я — твой стройматериал:: черепные плиты, венозный бетон, эмаль зубов вместо кафеля. встрой меня в перила твоих ребер, придуши балками из моих волос — пусть каждый глоток воздуха будет кирпичом в твоем подъезде.
[indent] [indent] [indent] допей.
досуха. до пятого подъезда подсознания, где я разбил палатку из собственной кожи. собери все догмы — они валяются, как окурки в пепельнице грудины, прилипли к ребрам, как жвачка к подошве. сожги их в топке таламуса, смешай пепел с цементом слезных протоков — замуруй меня в стене твоего зрачка, где вместо обоев — сетчатка, вместо проводки — нервы, а сквозь трещины сочится свет от лампочки, ввинченной в гипофиз.
[indent] [indent] раствори меня в известке твоих стен.
небо трескается,
как пересушенный пергамент ветхого завета.
в его ладонях — скрижали, на них — соль и слюна. он вырезал джихуна из себя — по ребру, по грани. в каждом нерве — ртуть, в каждом обете — шип.
джехек вбивает в темя гвозди-мысли::
я вытравлю из тебя даже память о небе.
ты будешь дышать только тем, что выдохну я.
джэхек создал бога. сам. в прокуренной комнате, в луже исповеди, из тремора, из истерики, из тех слов, что режут десны изнутри.
его бог — из мяса.
его бог — из костной золы.
и он держит его за лоб, греет, как эмбрион в ладонях. чтобы снова вдохнуть в него жизнь. чтобы снова вонзить в него веру.
[indent] [indent] я вытравил всех святых,
[indent] [indent] чтобы на моем небе остался только ты.
[indent] [indent] [indent] ты — амвон в гортани. ты — дом.
[indent] [indent] [indent] если в этом доме кто-то, кроме нас —
[indent] [indent] [indent] я подожгу стены.
[indent] [indent] [indent] я сделаю тебя сиротой.
он касается его ключицы, как святыни. пальцем — проводит по скулам, будто читает писание.
под подушечками — жар, соль, кожа. в каждом касании — исповедь. в каждом вдохе — крещение.
старый иксрос в пальцах дымится голубым паром, вспыхивая диодным кадилом.
[indent] [indent] хорошо
выдыхает глицериновый содом, дым вьется змеей вокруг шеи, хризотиловой удавкой.
там, где цвела мать, прорастут грибы-спорыньи с молитвами вместо шляпок. на экране испарителя мигает low battery как последняя заповедь::
[indent] [indent] [indent] не возжелай.
в его глотке расцветает красный мак,
прорывающийся сквозь пищевод стеблем-стилетом.
[indent] [indent] сегодня. я захвачу подушку.